Между клятих паливод, иуд и христив прожил я семнадцать без малого дней. В свите пиднижкив, убийц и катюг, воров, напасникив и волоцюг. Этот батьковбивця, а тот мордував несчастной жену - за то, что любил. Этот дальше за смерть ед перестраху убежал, а потому беда одобрала язык. Тот скорбит и плачет, а тот бубонить, и каждый из них Господа-Бога гнивить. За что меня, Отче, караеш жизнью, пошли мне смерть - и тебе я воздам за вечную впокоення - спокойствие веков засел, будто дразка, в сердце и щемить. Наблизь меня, Боже, и в смерть угорны, пирну я у тебя - ты у меня пирны. Ибо вырвался стон, кудлатий, как дым, не хочу пробуты ни добрым, ни злым. Жестокая расплата - прошлое жизнь -- и кровь постигае. Звиряче виття уже закушпелило взгляд немой ед этих несусвитних страшных веремий. Не хочу и на глаза - ни ночи ни дня, простую вслепую - иду наугад. И каждого кривда меня обпика, и падает в сердце солено - горка слеза спроневиры. Человеко, есы твоей беды это страшные голоса, желание добра со передсвиту тьмы, не вор конае - конаемо мы. В груди ропавий бубнявие щем при этих баляндрасникив, дураков, никчем. И острое желание зринае, языков рик: еще вистане мужества вибуты возраст, еще виживу, вистою, викричу я, пока поглотит меня поток. Пусть мир сошел с ума, и ум ясный изисподу входит в витлили сны. Еще надо терпеть и пустословие - клясты. А ты меня, Господи Боже, прости. |