Когда в сырой весенний вечер окно, распахнутое в сад,
Дарило, как букет при встрече, деревьев сладкий аромат,
На ветках звёзды расцветали. И в тучи куталась луна.
Но юноша стоял, печален у растворённого окна

И слушал. Уползало время куда-то в призрачную даль.
А за спиной, забытый всеми, звенел рассохшийся рояль.
А рядом на кровати старой лежал больной его отец.
От жизни и невзгод усталый он ждал, что призовёт Творец.

С большим трудом приподнимаясь, стараясь не растратить сил,
Старик, в подушку упираясь, тихонько сына попросил:
"Осталось мне совсем немного уже на этом свете жить.
Но, милый, перед встречей с Богом Грехи мне нужно отпустить.

На улице темно и пусто. Но страхи пересиль свои.
Веди любого, кто отпустит мне прегрешения мои".
И сын на улицу помчался. А там царила тишина.
И созерцала мир печально большая бледная луна.

Уже устало слушать ухо, вокруг мерещились враги,
Но, наконец, достигли слуха неторопливые шаги.
Душа так встреченному рада. И сын ведёт его к крыльцу
В колышущийся сумрак сада, чтоб отпустить грехи отцу.

И незнакомец у постели присел, оглядывая дом:
"Вы исповедаться хотели..." Старик рассказ повёл с трудом:
"Хоть от рождения до тризны прожил я много долгих лет,
Но грешен в том, что больше жизни любил жену Элизабет.

А двадцать лет назад впервые у дома посадил я сад.
И целовал её родные, её счастливые глаза.
Мне столько радости досталось от юности и до седин.
Я помню, как она смеялась, разбив фарфоровый кувшин..."

Он на подушки опустился во власти памятных стихий.
Но незнакомец торопился: "Я отпускаю Вам грехи.
Последнее желанье Ваше теперь я выслушать хочу.
Но здесь темно и жутко даже. И надо бы зажечь свечу..."

"Я бы хотел, - старик ответил, - увидеть наш цветущий сад,
Увидеть лучшие на свете её весёлые глаза.
Я бы хотел такую малость для умирающей души:
Услышать, как она смеялась, разбив фарфоровый кувшин".

В свечи колеблющемся свете дом облик обретал иной.
И незнакомец вдруг заметил, почувствовал: старик - слепой.
Он встал и подошел к роялю. И звуки брызнули в окно
И закружились, оживляя всё пережитое давно.

Они неслись и удалялись, и возвращались в тот же миг.
Они рыдали и смеялись. "Я вижу!" - закричал старик. -
Я вижу время нашей встречи! Я вижу наш цветущий сад!
Её улыбку, руки, плечи, её чудесные глаза!

В них даже солнце растворялось, с небесных падая вершин!
Я слышу, как она смеялась, разбив фарфоровый кувшин!
Спасибо Вам. Я всё увидел!" А сын, прощаясь у дверей,
Просил: "Как Вас зовут, скажите?" "Да просто - Моцарт Амадей".

Он вышел. Улица пустынна. Луна с небес лила печаль.
Но долго-долго в сердце сына звучал рассохшийся рояль.