Кораблик из белой бумаги
В канаве, как в пене морской,
С завидным упорством бродяги
Нашёл беспокойный покой.
Он мчится на остров Таити,
А, может, плывет в никуда,
Но, верно, не сможет он выйти
Из этой воды никогда.
Утонет кораблик бумажный,
Размякнет в потоке дождя,
Но это не так уж и важно –
Такая у грёзы судьба.

Нам холодом сводило скулы,
Вертело, корчило и гнуло,
Сверлом увечило костяк,
Чтоб знали: жизнь – не пустяк.
И, испытав всю эту горечь,
Мы в рёве человечьих сборищ
Стремились вытянуть свой рост,
Чтоб головой достать до звёзд.
Но вместо звёзд чадили свечи,
И нас втолкнули в хлев овечий,
А вместо грома канонад
Нас учит жизни адвокат.
Что ж, результат конечно куцый –
Таков конец всех революций.

Страницы листая старых альбомов,
Встретишь нежданно забытых знакомых,
И начинаешь думать в тревоге,
Где же ты их потерял по дороге.
С этим когда-то ходили в предгорьях,
Плавали с этим на лодке по морю,
С этой вот дамой, наверно, недаром
Вместе на фото спешим по бульварам.
В старом альбоме находится след,
Спрятанных памятью судеб и лет.

Опять настало время листопада.
Зимует лето в кистях винограда,
Они к земле свисают пламенея,
И сок их распирает всё сильнее.
Готовясь стать вином, сок колобродит,
Вздымается, бесчинствует и бродит.
Потом его запрут в стекла ограду –
Он пробки вышиб. Слава винограду!

Не спится. Время медленно летит,
И кажется, что всё покрыто тьмою.
Но знаешь: свет, конечно, победит,
Зима длинна, но кончится весною.
Ещё всего так много впереди,
И, хоть теперь всё косо, мерзко, криво,
В себе самом устойчивость найди
Преодолеть несчастья без надрыва.

Застывшая громада бора,
Крутые склоны косогора,
И глушь, и запустенье сада
В глухую пору листопада.
Пространство, полное покоя,
Безгласно тихое, немое.
И в этой уходящей дали
Разлиты грусть и боль печали.
Но почему-то будит нежность
Вся эта русская безбрежность,
И вдруг из глаз, почти невольно,
Течет слеза, а сердцу больно.

В стране всегда бывало скверно,
Но мы служить умели верно.
Теперь в стране всё, как обычно:
Хотя и скверно, но привычно.