Тот клавесин и плакал, и плекав
чужую печаль. Свечи горели кволо.
Старый певец пел, как пеликан,
проциджуючы музыку сквозь воло.

Он был старый и плакал не о нас.
Тот голос был как из другой акустики.
Но губив под люстрамы романс
прекрасных слов одквитли уже лепестки.

На головы, где, словно соловьи,
свое гнездо ежедневно звивають будни,
упал романс, как он любил ее
и говорил слова ей незабываемые.

Он этот вокал пидносив, как бокал.
У него был бабочка на манижци.
Какие красуни, вопреки викам,
к нему шли по месячную дорожке.

А потом исчезла музыка. Антракт.
Все мужчины говорили прозой.
Женщины молчали. Все было не так.
Им не хотелось пива и мороженого.

Старик пел без гриму и гримас.
Были слова палкимы и несучаснимы.
О, запойте девушке романс!
Женщины устали быть прекрасными.